Елизавета I, Королева Англии Правила В 1558-1603 Гг.

Эта дочь от несчастливого брака Генриха VIII и Анны Болейн заботилась о своем имидже, как никто из английских монархов. В итоге иконография Елизаветы, «королевы-девственницы», стала ассоциироваться с успешным периодом елизаветинской Англии. Это было время, когда страна завоевала европейский статус мощного независимого государства, достигли расцвета ренессансная литература и искусство. Постановки, которые шли в то время в театрах Лондона, были пронизаны мощной энергией, отличались гибкостью языка и новыми типами персонажей. Пьеса Кристофера Марло «Тамерлан Великий» (1587 г.) воссоздавала на лондонской сцене образ азиатского завоевателя, а трагедия «Гамлет, принц Датский» Уильяма Шекспира была проникновенной попыткой постижения монаршего долга.

«Мы все ее любили, ибо она утверждала, что любит нас», - писал придворный Елизаветы сэр Джон Харрингтон, ученый, остряк и крестник королевы. В этом высказывании смешались ирония и любовь. Елизавета была образованной женщиной, сведущей в гуманистических учениях своего времени и сочинявшей неплохие стихи, выражавшие чувства в типичном для ренессансной словесности стиле. Однако ее изящный слог был не только признаком острого ума. С таким же успехом она манипулировала своими придворными. За годы царствования сформировался своеобразный культ личности королевы. Осмотрительный, расчетливый и уклончивый характер Елизаветы позволял уверенно вести государственный корабль сквозь религиозные, политические и военные бури, грозящие и ей самой, и ее государству.

Елизаветинский двор

Для деятелей культуры блистательный двор был центром притяжения, где художники искали покровительства королевы и ее свиты. Помимо этого двор был и центром власти, где соперничали амбиции, поощрялось чванство и процветала лесть. Высшие английские и уэльские аристократы имели право свободного доступа ко двору - теоретически - к королеве. Реально получение аудиенции зависело от того, насколько королева была занята делами и каково ее отношение к просителю. Расположение или неблагосклонность были инструментами монаршей власти.

 

 

Вполне естественно, что в ближайшем кругу королевы было меньше придворных мужского пола, чем у ее отца. И при дворе, и в частной жизни неизменными спутницами Елизаветы были фрейлины, многие из которых были ее родственницами по матери, и она относилась к ним с материнской заботой. Почти до конца жизни королева разделяла всеобщее увлечение музыкой и танцами при дворе. Когда какая-нибудь из дам брала в руки лютню, Елизавета садилась за клавесин. Важно было, однако, не превзойти королеву. Когда юная леди Мэри Говард появилась при ней в роскошном бархатном платье, расшитом золотом и жемчугом, Елизавета упрекнула ее в том, что та носит нечто «излишне красивое».

Фавориты Елизаветы

Вся атмосфера двора была наполнена флиртом. Елизавета поощряла эту куртуазность, но сама всегда держалась в стороне. Она не могла забыть о том, что случилось с Анной Болейн, ее матерью, и с Екатериной Говард, а пагубные отношения с мужчинами шотландской королевы Марии Стюарт только укрепляли решимость королевы не вступать в брак. Романы придворных дам с фаворитами Елизаветы неизменно влекли тяжкие последствия для этих дам. Двоюродная сестра королевы по материнской линии Леттис Ноллис в 1578 г. вышла замуж за графа Лестера, связь с которым началась еще при жизни ее мужа, графа Эссекского. Елизавета обозвала ее «волчицей», запретила леди Лестер появляться при дворе и не отменила этого запрета до конца своего царствования, хотя ее сын Роберт Деверо, граф Эссекский, был фаворитом королевы.

Неодобрительное отношение королевы к замужеству

Брака Елизавета избегала отчасти по политическим соображениям, удерживающим Англию от обременительных союзов с властителями континентальной Европы. Впрочем, королева с подозрением относилась к самому институту брака, несмотря на процветавшее при дворе сватовство, что делало двор чем-то вроде ярмарки невест. Она не уставала напоминать своим фрейлинам, что девственность - это разумная альтернатива; особую антипатию Елизавета питала к женатым священникам. Джон Уитгифт не был женат, и это позволило ему стать архиепископом Кентерберийским. Елизавета поощряла и не состоявших в браке придворных-мирян, как, например, свою фрейлину и ближайшую подругу Бланш Парри. Сэр Уолтер Рейли пользовался большой популярностью при дворе, пока не был женат, и ему не удалось сохранить ее после женитьбы.

Женственность Елизаветы сделала английский двор более благопристойным, чем любой европейский. Елизавета была брезглива и отличалась тонким обонянием. Это создало трудности для французского посла М. де Роля, у которого дурно пахло изо рта. Церемонность при английском дворе не была чемто новым. Другой французский посол был поражен, увидев юную принцессу Елизавету, трижды становившуюся на колени во время аудиенции у своего отца. Однако Елизавета подняла светскость на новую высоту. Каждому увидевшему проходящую мимо королеву надлежало преклонить колени и вставать лишь после того, как она первой заговорит с ним.

Королева-девственница

Это было новшеством в придворном ритуале, и такая изысканная любезность еще более подчеркивалась девственностью королевы. Поклонение Деве Марии исчезло после реформирования английской церкви, однако в народной памяти вера в Святую Деву сохранилась и слилась с более светским, но столь же женственным и девственным культом Елизаветы. Многочисленные портреты бледнолицей (что достигалось с помощью нескольких слоев белил, используемых как косметическое средство) Елизаветы сделали ее новой английской иконой, помазанницей Божьей и матерью-заступницей своего народа. Литературные описания королевы полны мифологической образности. Для сэра Уолтера Рейли она была непорочной богиней Цинтией, объектом безнадежной вечной любви. В «Королеве фей» Эдмунда Спенсера она выведена под именем Астреи, девственной богини классической античности, которая возвращается в разрушенный мир, чтобы возвратить золотой век порядка, справедливости и процветания.

Реальная Елизавета из плоти и крови находилась в центре придворных забав - музыки и танцев, турниров, празднеств и карточных игр, служивших развлечениями для нее и ее круга. Атмосфера при дворе ее отца Генриха VIII, где царила жестокость, а нередко и страх, была совершенно иной. При дворе Елизаветы ценился интеллект. Почет и возвышение приходили к тем, кто по начитанности мог сравниться с самой королевой - например, к первому министру ее правительства Уильяму Бёрли.

Придворные и подданные Елизаветы

XVI в. для тех, кто желал быть идеальным придворным; к 1600 г. эта книга выдержала сотни изданий в различных переводах. Вельможа, выведенный на ее страницах, должен был быть воином и спортсменом, особенно искусным в охоте. Для успешного придворного необходимыми считались утонченные манеры и знание языков. При дворе Елизаветы, отражавшем изысканность европейских дворов, было полезно знать французский и итальянский языки. Согласно советам Кастильоне вельможа мог снискать благосклонность монарха, найдя способ его развлечь. Многие придворные Елизаветы довели себя до полного разорения, принимая ее вместе со свитой во время официальных поездок королевы по стране. Однако была и другая сторона медали: принятые при дворе правила поведения распространялись за его пределы и подхватывались нетитулованным мелкопоместным дворянством. В результате сформировался идеал джентльменского поведения, ставший неотъемлемой чертой английского национального характера.

Для своих подданных Елизавета стала объектом поклонения в 1570-х гг. День ее вступления на престол, 17 ноября, стал национальным праздником, в честь которого повсюду разжигали костры, звонили в колокола, устраивали пиры и читали особые проповеди. Это народное торжество помогло заполнить пустоту, возникшую после отмены дореформенных праздников и дней почитания святых. При дворе день вступления на престол отмечали знаменитыми турнирами: конные придворные на арене в Уайтхолле разыгрывали рыцарские поединки с копьями наперевес. На это представление продавали билеты, и разнообразные поединки, в которых участники играли роли легендарных героев, демонстрируют, что искусство при Елизавете служило целям государственной пропаганды.

На праздновании годовщины в 1590 г. звучала музыка, которая, по словам одного из присутствующих, была «столь сладостна и таинственна, что все диву давались. И когда все вслушивались в изумительную мелодию, земля вдруг словно разверзлась и возник павильон из белой тафты... подобный священному храму весталок». Павильон был освещен изнутри, и в нем помещалась колонна с начертанными латинскими стихами, которые восхваляли успехи Елизаветы, простершей границы империи от Геркулесовых столпов до недавно открытой Америки.

Годы кризиса

В период с 1569 по 1572 гг. Англия переживала глубокий кризис. Отлученная Папой Римским от церкви за ересь, Елизавета правила страной, из-за своего протестантизма оказавшейся в изоляции. К ней враждебно относились и Франция Валуа, и Испания Габсбургов. Между тем в стране начали осознавать уникальность королевы как последней представительницы династии

Тюдоров, особенно после ее счастливого выздоровления после оспы. Малоутешительная перспектива иметь в качестве наследника престола Якова Стюарта, непривлекательного и догматичного шотландского принца, помогает понять притягательность личности Елизаветы в ее зрелые и поздние годы. Поражение в 1588 г. Испанской армады, неиссякаемая энергия и мастерство мореплавателей, обеспечивших морское превосходство Англии, основание заморских колоний - все эти свершения прочно связаны с именем Елизаветы, и неудивительно, что вскоре после ее смерти возникла ностальгия по елизаветинской Англии.

Монаршее наследие

Даже при жизни Елизаветы, а особенно после ее смерти, когда королем стал Яков I, королевский двор был объектом критики; здесь процветали лицемерие, ханжество и лесть. Сэр Уолтер Рейли был истинно елизаветинским вельможей, но когда его звезда при дворе закатилась, Рейли обернулся против него, говоря: «Двор сияет и сверкает подобно гнилой деревяшке...» Такой критицизм очень показателен - он стал воплощением политической и религиозной пропасти между культурой придворной и общенациональной, между верностью монарху и недовольством тех протестантов, которые хотели бы, чтобы англиканская церковь стала более гугенотской. Елизавета, интуитивный прагматик, сумела привлечь на свою сторону и аристократию, и мелкопоместное дворянство, отчасти ослабив напряженность религиозных споров. В начале XVII в. тесная связь, существовавшая между монархией и правящей элитой, прервалась, и в ретроспективе правление Елизаветы кажется эпохой всеобщего единодушия, эпохой, когда монарх правил, окруженный любовью своих подданных, и Англия была единой.